Тьма прежних времен - Страница 144

144

Постепенно пастбища сменялись возделанными землями. Теперь повсюду, куда ни глянь, тянулись всходы молодого ячменя, пшеницы и проса. Кавалькада огибала маленькие земледельческие деревушки и огромные плантации, принадлежавшие домам Объединения. Будучи наложницей Гаунов, Серве сама жила на таких виллах, и, глядя на ветхие бараки, красные черепичные крыши и ряды похожих на копья можжевельников, она удивлялась тому, как места, некогда столь знакомые, сделались вдруг чуждыми и угрожающими.

Рабы, трудившиеся на полях, поднимали головы и провожали взглядом всадников, проносившихся мимо по пыльным проселкам. Возницы ругались, когда лошади пролетали мимо, осыпая их пылью и мелкими камешками. Бабы роняли корзины с бельем и оттаскивали с дороги зазевавшихся ребятишек. «Что думают эти люди? — сонно гадала Серве, опьяневшая от усталости. — Что они видят?»

Пожалуй, отчаянных беглецов. Мужчину, чье жестокое лицо напомнило им об ужасных скюльвендах. Другого мужчину, чьи голубые глаза успевали увидеть их насквозь за один мимолетный взгляд. И прекрасную женщину с распущенными белокурыми волосами — добычу, которую эти мужчины, похоже, не желают отдавать своим невидимым преследователям.

Ближе к вечеру они поднялись на взмыленных конях на вершину каменистого холма, и там скюльвенд наконец разрешил краткую передышку. Серве буквально свалилась с седла. Она рухнула наземь и растянулась в траве. В ушах звенело, земля под ней медленно плыла и кружилась. Некоторое время Серве могла только лежать и дышать. Потом услышала, как скюльвенд выругался.

— Вот упрямые ублюдки! — бросил он. — Тот, кто ведет этих людей, не только упорен, но еще и хитер.

— Что же нам делать? — спросил Келлхус.

Этот вопрос ее несколько разочаровал. «Ты же знаешь! Ты всегда знаешь! Зачем ты к нему подлизываешься?»

Она с трудом поднялась на ноги, удивленная тем, как быстро замерзла, и устремила взгляд к горизонту, туда же, куда смотрели мужчины. Под розовеющим солнцем виднелся хвост пыли, тянущийся к реке, — и все.

— Сколько их там? — спросил Найюр у Келлхуса.

— Как и прежде — шестьдесят восемь. Только кони у них теперь другие.

— Другие кони… — повторил Найюр сухо, словно его раздражало как то, что это сулило, так и способность Келлхуса делать подобные выводы. — Должно быть, они раздобыли их где-то по дороге.

— А ты что, не предвидел этого?

— Шестьдесят восемь… — повторил Найюр, пропустив вопрос мимо ушей. — Многовато? — спросил он, глядя на Келлхуса в упор.

— Многовато.

— А если ночью напасть?

Келлхус кивнул. Глаза его сделались какими-то невидящими.

— Быть может, — ответил он наконец. — Но только если все прочие варианты будут исчерпаны.

— Какие варианты? — спросил Найюр. — Что… что нам делать?

Серве заметила, что его лицо исказилось непонятной мукой. «Почему его это так раздражает? Разве он не видит, что нам суждено следовать за ним и повиноваться ему?»

— Мы их слегка опережаем, — твердо ответил Келлхус. — Надо ехать дальше.

Теперь впереди оказался Келлхус. Они спустились по теневому склону холма, постепенно набирая скорость. Распугали небольшую отару овец и пустили своих многострадальных коней еще более быстрым галопом, чем прежде.

Серве скакала через пастбище и чувствовала, как от сведенных судорогой ног по телу расползается тупая боль. Они выехали из тени холма, и спину стало греть ласковое вечернее солнышко. Серве выслала коня вперед и поравнялась с Келлхусом, сверкнув яростной усмешкой. Он насмешил ее, скорчив рожу: выпучил глаза, словно потрясенный ее дерзостью, и негодующе нахмурил лоб. Скюльвенд остался позади, а они скакали бок о бок, смеясь над своими неудачливыми преследователями, пока вечер переходил в ночь и все краски дальних полей сменялись одной-единственной, серой. Серве подумала, что они обогнали само солнце.

Внезапно ее конь — ее добыча, доставшаяся ей после того, как она убила человека со шрамом, — споткнулся на скаку, вскинул голову и хрипло завизжал. Серве словно почувствовала, как разорвалось его сердце… Потом в лицо ей ударила земля, рот оказался набит травой и глиной — и гулкая тишина.

Звук приближающихся копыт.

— Оставь ее! — рявкнул скюльвенд. — Им нужны мы, а не она. Она для них всего лишь краденая вещь, красивая безделушка.

— Не оставлю.

— Не похоже это на тебя, дунианин. Совсем не похоже.

— Быть может, — ответил Келлхус.

Голос его теперь звучал совсем рядом и очень мягко. Он взял ее лицо в ладони.

«Келлхус… Не надо синеньких детей!»

«У нас не будет синеньких детей, Серве. Наш ребенок будет розовый и живой».

— Но ей будет безопаснее…

Тьма и сны о стремительной скачке во мраке сквозь языческие земли.

Она плыла.

«Где же кинжал?»

Серве пробудилась, хватая ртом воздух. Весь мир под ней несся и подпрыгивал. Волосы хлестали по лицу, лезли в рот, в глаза. Пахло блевотиной.

— Сюда! — донесся из-за топота копыт голос скюльвенда. Голос звучал нетерпеливо, словно поторапливал. — На тот холм!

Ее груди и щека притиснуты к сильной мужской спине. Ее руки немыслимо крепко обнимают его тело, а ее кисти… Она не чувствует кистей! Зато почувствовала веревку, впивающуюся в запястья. Ее связали! Прикрутили к спине мужчины. Это Келлхус.

Что происходит?

Она подняла голову — в глаза будто вонзились раскаленные ножи. Мимо проносились обезглавленные колонны и пляшущая линия полуразобранной стены. Какие-то руины, а за ними — темные аллеи оливковой рощи. Оливковые рощи? Неужели они забрались уже так далеко?

144