Наследный принц подался вперед и налил себе чашу вина. Ни Ахкеймиону, ни Ксинему он вина не предложил.
— Но молитв недостаточно, верно? — продолжал Пройас. — Что-то непременно случается, какое-нибудь предательство или мелкая подлость, и сердце мое восклицает: «Да тьфу на них всех! Будь они прокляты!» И знаешь, Ахкеймион, именно вероятность спасает меня, не дает мне бросить все это. «А что, если?» — спрашиваю я себя. Что, если эта Священная война на самом деле божественна, является благом сама по себе?
На этих последних словах у него перехватило дыхание, как будто никакого дыхания не хватало, чтобы их произнести.
«Что, если…»
— Неужели так трудно — верить? Неужели это настолько невозможно — чтобы, невзирая на людей и на их скотские устремления, одна-единственная вещь, Священная война, была благой сама по себе? Если это невозможно, Ахкеймион, если в моей жизни так же мало смысла, как и в твоей…
— Нет, — ответил Ахкеймион, не в силах сдержать гнев, — в этом нет ничего невозможного.
Жалобная ярость в глазах Пройаса затухла, размякла от чувства вины.
— Извини, бывший наставник. Я не хотел…
Он прервался, чтобы глотнуть еще вина.
— Быть может, сейчас не самое подходящее время, чтобы трепаться о твоих вероятностях, Ахкеймион. Боюсь, Господь испытывает меня.
— Почему? Что случилось?
Пройас взглянул на Ксинема. Взгляд был озабоченный.
— Убиты невинные люди, — сказал он. — Галеотские отряды под началом Коифуса Саубона вырезали жителей целой деревни близ Пасны.
Ахкеймион вспомнил, что Пасна — это небольшой городок милях в сорока вверх по реке Фай, славящийся своими оливковыми рощами.
— Майтанет знает об этом?
Пройас скривился.
— Узнает.
И внезапно Ахкеймион все понял.
— Ты поступаешь вопреки его приказу. Майтанет запретил подобные вылазки!
Ахкеймион с трудом скрывал ликование. Если Пройас решился поступить наперекор своему шрайе…
— Мне не нравится, как ты себя ведешь! — отрезал Пройас. — Какое тебе дело…
Тут он осекся, как будто его тоже вдруг осенило.
— Это и есть та вероятность, которую ты предлагаешь мне рассмотреть? — В голосе принца звучали изумление и гнев. — Что Майтанет… — Он угрюмо расхохотался. — Что Майтанет в сговоре с Консультом?
— Всего лишь вероятность, как я уже сказал, — ответил Ахкеймион ровным тоном.
— Ахкеймион, я не стану тебя оскорблять. Мне известна миссия Завета. Мне известны одинокие кошмары твоих ночей. Вы все живете внутри тех мифов, которые мы позабыли еще в детстве. Как можно не уважать такое? Но не путай разногласия, которые могли возникнуть у меня с Майтанетом, и почтение и преданность, которые я питаю к Святейшему Шрайе. То, что ты говоришь — «вероятность», которую ты мне предлагаешь рассмотреть, — это богохульство. Понимаешь?
— Понимаю. Более чем.
— Есть ли у тебя что-то большее? Что-то помимо твоих кошмаров?
У Ахкеймиона было что-то большее, потому что у него было нечто меньшее. У него был Инрау. Он облизнул губы.
— В Сумне убит наш агент… — он сглотнул, — мой агент.
— Приставленный, несомненно, шпионить за Майтанетом…
Пройас вздохнул, печально покачал головой, как бы заставляя себя произнести жестокие слова.
— Скажи мне, Ахкеймион, какая кара назначена соглядатаям в Тысяче Храмов?
Колдун моргнул.
— Смерть.
— И что? — взорвался Пройас. — И с этим ты явился ко мне? Одного из твоих шпионов казнили — за шпионаж! — и из-за этого ты заподозрил, будто Майтанет — величайший шрайя за много поколений! — в сговоре с Консультом? Только на этом основании? Поверь мне, адепт, если с агентом Завета что-то случается, это вовсе не означает…
— Дело не только в этом! — возразил Ахкеймион.
— Ну-ка, ну-ка! А в чем еще? Какой-нибудь пьяница нашептал тебе какую-то жуткую байку?
— В тот день в Сумне, когда я видел, как ты целовал колено Майтанета…
— Слушай, вот про это не надо, ладно? Ты просто не понимаешь, насколько неуместно…
— Он увидел меня, Пройас! Он узнал во мне колдуна!
Пройас умолк — но ненадолго.
— И ты думаешь, я этого не знаю? Я там был, Акка! Ну да, он, как и другие великие шрайи, обладает даром видеть Немногих. И что с того?
Ахкеймион был ошарашен. Он не нашелся, что ответить.
— И что с того? — повторил Пройас. — Это означает лишь, что он, в отличие от тебя, избрал путь праведности, не так ли?
— Но…
— Что — «но»?
— Сны… Они так усилились в последнее время.
— А-а, снова о кошмарах…
— Что-то происходит, Пройас. Я это знаю. Я чувствую!
Пройас фыркнул.
— Вот мы и дошли до главной помехи, верно, Ахкеймион?
Ахкеймион мог лишь растерянно смотреть на него. Было что-то еще, что-то, о чем он позабыл… И когда он успел сделаться таким старым дураком?
— Помехи? — выдавил он. — Какие помехи?
— Различия между тем, что ты знаешь, и тем, что чувствуешь. Между знанием и верой.
Пройас схватил свою чашу и осушил ее залпом, словно наказывая вино.
— Знаешь, я помню, как спросил тебя про Бога, много лет тому назад. Помнишь, что ты ответил?
Ахкеймион покачал головой.
— «Я слышал немало слухов о нем, — ответил ты, — но сам я с этим человеком никогда не встречался». Помнишь? Помнишь, как я прыгал и смеялся?
Ахкеймион кивнул и слабо улыбнулся.
— Ты повторял это в течение нескольких недель. Твоя мать была в ярости. Меня бы тогда прогнали, если бы не Ксин…