«Он объясняет, зачем их врагу такие мощные стены, — понял Келлхус. — Он боится, как бы этот дворец не поверг скюльвенда в трепет».
Найюр поморщился и сплюнул на темные мозаики с изображениями пасторальных сцен, по которым они шли. Евнух грозно оглянулся на него через жирное плечо, но тут же нервно ускорил шаг.
Пройас покосился на скюльвенда неодобрительно, однако в глазах его мелькнула улыбка.
— Знаешь, Найюр, обычно я не делаю тебе замечаний касательно твоих манер, но все же было бы лучше, если бы ты пока воздержался от плевков.
На это более грубый палатин, лорд Ингиабан, расхохотался вслух. Скюльвенд стиснул зубы, но промолчал.
Прошла неделя с тех пор, как они присоединились к Священному воинству и сделались гостями Нерсея Пройаса. Келлхус зачастую проводил долгие часы в вероятностном трансе, просчитывая, экстраполируя и заново просчитывая этот экстраординарный поворот событий. Но Священная война не поддавалась расчетам. Ничто из того, с чем ему приходилось сталкиваться до сих пор, не могло сравниться с этой ситуацией хотя бы по числу переменных. Разумеется, безымянные тысячи, из которых состояла основная масса Священного воинства, в расчет брать не приходилось — в данном случае значение имело только их количество. Однако та горстка людей действительно важных, которые в конце концов и определят судьбы Священной войны, оставалась для него недоступна.
Но вскоре это положение будет исправлено.
Противостояние между императором и Великими Именами Священного воинства вступило в решающую фазу. Пройас предложил Найюра в качестве замены Икурею Конфасу и воззвал к Майтанету, прося его разрешить спор насчет императорского договора. И тогда Икурей Ксерий III пригласил все Великие Имена к себе, чтобы выслушать их претензии и решение шрайи. Им было предложено встретиться в личных садах императора, таящихся где-то посреди золоченых крыш Андиаминских Высот.
Еще пара дней — и Священное воинство выдвинется наконец к далекому Шайме.
Встанет ли шрайя на сторону Великих Имен и повелит императору снабдить Священное воинство провизией или, напротив, на сторону династии Икуреев и повелит Великим Именам подписать договор, для Келлхуса особого значения не имело. Так или иначе, по всей видимости, предводители Священного воинства без толкового советника не останутся. Даже Пройас признавал, хотя и скрепя сердце, что Икурей Конфас, нансурский главнокомандующий, — блестящий полководец. А что до Найюра, Келлхус успел лично убедиться, насколько он умен. Главным было то, что Священное воинство рано или поздно возьмет верх над фаним и приведет его в Шайме.
К его отцу. Цели его миссии.
«Этого ли ты хотел, отец? Должна ли эта война стать для меня уроком?»
— Хотел бы я знать, — лукаво заметил Ксинем, — что скажет император, когда скюльвенд сядет пить его вино и примется щипать за задницы его служанок.
Принц и его палатины покатились со смеху.
— Ничего не скажет, ему будет не до того: он станет скрипеть зубами от ярости, — ответил Пройас.
— Трудно мне терпеть эти игры, — сказал Найюр.
Прочие сочли его слова всего лишь любопытным признанием, и только Келлхус знал, что это было предостережение. «Это будет испытание для него, а через него — и для меня».
— Ничего, — ответил другой палатин, лорд Гайдекки, — эти игры скоро закончатся, мой дикий друг.
Найюр, как всегда, ощетинился от этого снисходительного тона. Его ноздри гневно раздулись.
«Сколько еще унижений он согласится снести ради того, чтобы увидеть моего отца мертвым?»
— Игра никогда не кончается, — возразил Пройас. — Эта игра не имеет ни начала, ни конца.
«Ни начала, ни конца…»
Впервые Келлхус услышал эту фразу одиннадцатилетним мальчишкой. Его вызвали с занятия в маленькую келью на первой террасе, где он должен был встретиться с Кессригой Джеукалом. Несмотря на то что Келлхус уже много лет работал над тем, чтобы свести к минимуму свои чувства, предстоящая встреча с Джеукалом его пугала: это был один из прагм, старших членов братства дуниан, а встречи между такими людьми и младшими учениками обычно сулили последним неприятности. Тяжкие испытания и открытия.
Солнечный свет падал столбами между колонн террасы, и теплые каменные плиты приятно грели босые ноги. Снаружи, под стенами первой террасы, раскачивались на горном ветру тополя. Келлхус немного задержался на солнце, чувствуя, как ласковое тепло пропитывает его рясу и припекает бритую голову.
— Ты напился вволю, как тебе было велено? — спросил прагма.
Лицо старого дунианина было так же лишено выражения, как келья — архитектурных излишеств. Он смотрел на мальчика равнодушно, словно на неодушевленный предмет.
— Да, прагма.
— Логос не имеет ни начала, ни конца, Келлхус. Ты это понимаешь?
Наставление началось.
— Нет, прагма, — ответил Келлхус.
Несмотря на то что он был до сих пор подвержен страхам и надеждам, он давно уже преодолел побуждение преувеличивать объем своих знаний. Когда учителя видят тебя насквозь, ничего другого не остается.
— Тысячи лет тому назад, когда дуниане впервые нашли…
— Это после древних войн? — с интересом перебил Келлхус. — Когда мы еще были беженцами?
Прагма ударил его, достаточно сильно, чтобы мальчик отлетел и растянулся на жестких каменных плитах. Келлхус поднялся, сел на место и утер текущую из носа кровь. Он не ощутил ни страха, ни обиды. Удар был уроком, только и всего. Среди дуниан все было уроком.