— Это неизвестно. Пока что Майтанет объявил только, что будет Священная война, а с кем именно — сообщить не соизволил. Как я уже говорил, этот человек дьявольски хитер и коварен.
— И вы боитесь новой Войны магов.
Ахкеймиону с трудом верилось, что он ведет подобный разговор. Он знал, что мысль о новой Войне магов должна бы привести его в ужас. Но вместо этого сердце его отчаянно колотилось от восторга. Неужели дошло до этого? Неужели он настолько устал от бесплодной миссии Завета, что теперь готов приветствовать перспективу войны против айнрити с каким-то извращенным облегчением?
— Именно этого мы и боимся. Жрецы вновь открыто отвергают нас, называют нас «нечистыми».
Нечистыми… Именно так называют их в «Хронике Бивня», которую в Тысяче Храмов почитают истинным словом Божиим, — тех Немногих, кто достаточно образован и наделен врожденной способностью творить колдовство. «Вырвите у них языки их, — гласило священное писание, — ибо нечестие их есть святотатство, чернее которого нет…» Отец Ахкеймиона — который, подобно многим нронцам, ненавидел тиранию Атьерса, — вколотил это убеждение и в самого Ахкеймиона. Отцы умирают, но убеждения их пребывают вовеки.
— Но я об этом ничего не слышал.
Старик подался вперед. Его крашеная борода была прямоугольной, как и у самого Ахкеймиона, но при этом тщательно заплетенной на манер восточных кетьян. Ахкеймиона поразило несоответствие старческого лица и черных волос.
— Но ты и не мог этого слышать, не так ли, Ахкеймион? Ведь ты был в Верхнем Айноне. Какой жрец решится порицать колдовство среди народа, которым правят Багряные Шпили, а?
Ахкеймион уставился на старого колдуна исподлобья.
— Но этого следовало ожидать, не правда ли?
Вся идея внезапно показалась ему нелепой. «Такое случается с другими людьми, в другие времена».
— Вы говорите, что этот Майтанет коварен. Есть ли лучший способ укрепить свою власть, чем возбуждать ненависть к тем, кто осужден Бивнем?
— Разумеется, ты прав.
Наутцера имел крайне неприятную манеру присваивать себе чужие возражения.
— Но есть куда более пугающая причина полагать, что он обрушится скорее на нас, нежели на фаним.
— И что это за причина?
— Причина в том, Ахкеймион, — ответил другой голос, — что война против фаним победоносной стать не может.
Ахкеймион вгляделся во мрак между колоннами. Это был Симас. В его белоснежной бороде виднелась ироническая усмешка. На нем было серое одеяние поверх синего шелка. Даже внешне он казался водяной противоположностью огненному Наутцере.
— Как проходило твое путешествие? — спросил Симас.
— Сны были особенно мучительны, — ответил Ахкеймион, слегка ошеломленный переходом от тяжелых раздумий к светской беседе.
Давным-давно, словно в прошлой жизни, Симас был его наставником. Именно он похоронил наивность сына нронского рыбака в безумных откровениях Завета. Они несколько лет не общались напрямую: Ахкеймион долго странствовал, — но легкость обращения, способность разговаривать, не сбиваясь на джнан, осталась.
— Что ты имеешь в виду, Симас? Отчего Священная война против фаним не может окончиться победой?
— Из-за кишаурим.
Опять кишаурим!
— Боюсь, я не улавливаю твоей мысли, бывший наставник. Ведь разумеется, айнрити проще будет вести войну с кианцами, народом, у которого всего одна школа — если кишаурим можно назвать «школой», — чем воевать со всеми школами, вместе взятыми.
Симас кивнул.
— На первый взгляд — быть может. Но подумай вот о чем, Ахкеймион. По нашим расчетам, в самой Тысяче Храмов от четырех до пяти тысяч хор. Это означает, что они способны выставить самое меньшее четыре-пять тысяч человек, неуязвимых для любой нашей магии. Добавь сюда всех владык айнрити, которые тоже носят Безделушки, и у Майтанета получится армия порядка десяти тысяч человек, с которыми мы ничего поделать не сможем.
В Трех Морях хоры были критической переменной в алгебре войны. В большинстве отношений Немногие были подобны богам по сравнению с обычными людьми. И лишь хоры препятствовали школам полностью покорить себе Три Моря.
— Разумеется, — ответил Ахкеймион, — но ведь Майтанет может с тем же успехом направить этих людей и против кишаурим. Кишаурим, конечно, сильно отличаются от нас, но наверняка они не менее уязвимы для Безделушек.
— Ты думаешь, он это может?
— А почему нет?
— Потому что между его армией и кишаурим встанет вся военная мощь Киана. Кишаурим — не школа, дружище. Они, в отличие от нас, не держатся в стороне от веры и народа своей страны. Священное воинство будет пытаться одолеть языческих вождей Киана, а кишаурим — сеять среди него разрушения.
Симас опустил подбородок, как будто хотел проткнуть себе грудь собственной бородой.
— Теперь понял?
Ахкеймион все понял. Он видел такую битву в снах: броды Тиванраэ, где войска древней Акксерсии сгорели в пламени Консульта. При одной мысли о той трагической битве перед глазами у него, точно наяву, встали призраки людей, пытающихся укрыться в воде, корчащиеся в огромных кострах… Сколько народу погибло тогда у бродов?
— Как у Тиванраэ… — прошептал Ахкеймион.
— Как у Тиванраэ, — подтвердил Симас тоном одновременно мрачным и мягким. Этот кошмар видели все. У адептов Завета все кошмары были общие.
Пока они беседовали, Наутцера пристально следил за ними. Его суждения были легко предсказуемы, как у пророка Бивня, — только там, где пророки видели грешников, Наутцера видел глупцов.