Шеонанра, хихикая, обернулся к инхорою.
— Он знает! — в его искаженном голосе сквозило какое-то подобие безумия. — Он знает!
— Я знаю только то, что сказал мне Ниль’гиккас. Храбрецы Миссарикс и Ранидиль вернулись, визжа от ужаса…
Да. Шеонанра тоже визжал… какое-то время. И рыдал как дитя.
— …И Кетъингира дал своему королю совет — убить их обоих.
Лающий смех.
— Он сказал тебе, почему?
Пристальный взгляд.
— Потому что им больше нельзя было доверять. Они были околдованы… Одержимы.
— Нет! — услышал Шеонанра собственный вопль. — Нет!
Он ли это — мотающий головой, как вол, которого донимают мухи, заламывающий руки, как старуха на похоронах.
— Потому что они узрели Истину!
Титирга взирал на него с нескрываемым отвращением.
— Именно такую форму всегда и принимает одержимость. И тебе известно, что…
— Да нет же! — снова воскликнул Шеонанра. — Ниль’гиккас солгал тебе. Что еще ему было делать? Задумайся! Подумай, что за войну они тогда выиграли, только помысли, что они потеряли! Нелюди пожертвовали всем, что у них было, даже своими женами и дочерьми, чтобы одолеть инхороев. И что же они могли почувствовать, когда осознали, что все это время их врагов вела Истина?
Еще не закончив, Шеонанра уже мысленно отчитывал себя — столько бесноватого буйства звучало в его откровениях. Ему нужно собраться… Вспомнить, зачем он здесь! Он должен контролировать ситуацию, контролировать себя, не ради того, как на него посмотрят со стороны — никто и никогда не узнает, что здесь произошло — но ради его собственной бессмертной души. Его неугасимого Голоса!
— Ниль’гиккас солгал своим ишроям, — продолжал он, глубоко выдохнув, — так же, как сейчас он обманывает тебя. Он лжет, потому что ему ничего, кроме этого, не остается!
Титирга стоял, молча взирая на него. Пухлые губы слегка подрагивали, выдавая его колебания. И Шеонанра возрадовался, поняв, что даже могучий герой-маг подвержен сомнениям. То, что Мангаэкка сбилась с пути, неудивительно, ведь они всегда ценили знание превыше чести и прочих абстракций. Но Кетъингира? Величайший из сику? В конце концов, как вообще мог хоть кто-то из нелюдей сговориться с инхороями?
Хотя…
Шеонанра усмехнулся, ощущая, как вновь пришедшая мысль изгоняет овладевшее им буйство.
— Ужасно, не так ли? Титирга, герой Умерау, ученик самого Ношаинрау. Ужасно думать, что все, во что ты верил, не стоит и выеденного яйца. Целая жизнь потрачена впустую. Все труды, все суждения, все убийства — и все во имя заблуждений!
Пристальный взгляд уже старого, но ни разу не побежденного вождя.
— Что же с тобою стало, мой давний друг…
Шеонанра ожидал, что во время этого визита произойдет много необычного, но никогда не думал, что все будет настолько странно и причудливо.
— Да, — сказал он, вздыхая, — ты знал меня раньше. Как и многих из нас. Знал, какими вздорными и исполненными корысти мы были, видел все наши обычные человеческие слабости, указывая на которые Сохонк обосновывает свое превосходство. Ты еще помнишь то время, когда одного лишь золота было достаточно, чтобы подбить кого-то из нас на предательство.
Шеонанра воздел кулак, грозя, как Высокие умери грозят равному.
— А теперь ты слышишь лишь сплетни… и слухи, — он развел руками, чтобы подчеркнуть звучащий в его словах сарказм, — твои палачи просто изнемогают, чтобы хоть что-то узнать.
Он шагнул вперед, утвердившись прямо перед героем-магом и его легендарным гневом. Что-то в росте и стати этого человека заставило его вспомнить о героях нелюдей, никогда, до конца своей жизни, не прекращавших расти.
— Ты сам сказал — одержимые. Одержимые! Мы совсем не похожи на нас прежних. Мы — уже не мы. Ты советовал Всевеликому сломать печать нашей школы. Уничтожить нас и все, чего мы достигли. Наши Голоса облиты грязью и осквернены. — Он бросил в него своим смехом, смехом феал, наполненным злобой и ликованием. — Ну так скажи мне, если мы одержимы — кто же наш новый хозяин?
— Текне, — произнес великий магистр Сохонка с мрачной уверенностью. — Мангаэкка порабощена им. Ты порабощен.
Шеонанра прикрыл глаза. Ну разумеется, этот идиот совершенно непробиваем. Разумеется, у него есть на это свои причины. Неважно. Вообще не стоило говорить с ним, пользуясь рациональными аргументами. Он попытался успокоиться и спрятать свою ухмылку, больше напоминающую оскал.
— Пусть так… Но кто же все-таки наш новый хозяин?
Титирга с характерной усталостью лишь покачал гривастой головой, как бы намекая: с кем я говорю… «Феал!» — сквозило в его взгляде.
— Безумный бог… возможно. Ад, который, как тебе кажется, ты видел. Нечто… нечто извращенное, отвратительное. Нечто жаждущее, алчущее пиршества, чей чудовищный голод способен согнуть и искорежить весь мир.
Все это время Ауранг стоял, безмолвно взирая на спорящих людей. После той близости, что они разделили, Шеонанра, казалось, мог ощущать пульс его эмоций, движение каждого чувства. Вожделение, таящееся в ленивом набухании его естества. Нетерпение в наклоне вытянутой головы. Ненависть в дрожании мембран.
— Тебя не беспокоит, что все, что ты видел, — продолжал давить герой-маг, — подсмотрено в щелочку, одним глазком?
Скучно. Скучно. Скучно.
— Зачем, Титирга? — утомленно вымолвил Шеонанра. — Зачем ты явился сюда? — Он слегка покачал головой, глядя в пол и обращаясь будто бы в никуда. — Надеялся показать мне мою глупость?
Все это уже напоминало дешевую пьеску — нелепые обороты речи, дрожащие голоса. Глубоко внутри он точно знал, что нужно делать. Он мог чувствовать это с уверенностью змеи, свернувшейся в темном углу, с убежденностью существа, которое уже не может ни бездействовать, ни сбежать.