— Если ты знаешь, что за все в ответе король, то зачем бросать мне свои счетные палочки?
Окружающий шум вдруг сменился безмолвием, и медленный стук воинского сердца Эрьелка — бом-бом-бом — объял его плоть, отдаваясь в костях.
— Затем, что я видел тебя, — ответил колдун голосом мягким, как у педика. — Я видел, как королева одарила тебя своим благоволением.
Холька проследил за крысиным взглядом до белой ленты, заткнутой за его собственный пояс и свисающей вдоль бедра. Каждый, приглядевшись, смог бы увидеть, что она по всей длине исписана аккуратным почерком. Глазами своей души он вновь узрел ее — королеву Сумилоам, склонившуюся, подобно золотой статуе, из своей ложи.
Бом-Бом-Бом-Бом…
— Скажи мне, — продолжил мерзкий грызун, — зачем тебе маска? Почему в Ямах ты скрываешь свое лицо, если любой сможет без ошибки признать тебя по фигуре?
Нахлынули воспоминания.
Он стоял так, как стоял всегда, купаясь в кровавых плодах минувшего Воплощения, один, окруженный останками тех, что только что жили и дышали. Стоял, пытаясь оглядеться, что в Яме могло означать одно — смотреть наверх. Концентрические ярусы были настолько крутыми, что зрители практически свисали со своих мест. Они стояли, высунувшись наружу и держась за пеньковые веревки, ряд за рядом, образуя какой-то поросший жабрами гигантский рукав. Казалось, что Яма — это нечто вроде срамного места, извлеченного из недр глубочайшего моря. Непристойность, поверх живой и горячей плоти покрытая мельчайшими, фильтрующими пищу ворсинками. Мерзость, кормящаяся тем, чем может одарить свершаемая им бойня.
— Это мое второе лицо.
Бом-бом-бом-бом…
Крысу это позабавило.
— Надо же. Любому в Каритусале нужно запасное лицо.
Даже палатины нависали, согнувшись над тем, что звалось Уступами Ямы. Только балкон Неусыпной Зоркости обеспечивал роскошь, позволявшую с удобством возлежать, наслаждаясь зрелищем, не говоря уже о возможности приходить или уходить в любое время по своей прихоти. Но только гости и члены семьи короля Саротессера IX имели возможность ступить в эту, считавшуюся священной, ложу.
— Ты говоришь о необходимости лгать, — насмешливо оскалился Эрьелк, — я же говорю об истине.
Поговаривали, что они столь же стары, как древний Шир. Шранчьи Ямы — зиккурат, где живых существ потрошили, чтобы удовлетворить интерес обывателей к смерти.
Бом-бом-бом-бом…
Усики крысы дернулись в изумлении.
— Об истине? — огрызнулся он. — Хм… да это же просто небольшой фокус, чтобы смотреться повыигрышнее.
Они не все знают о нем, понял холька, или, как минимум, ничего не знают о Воплощении. Они импровизируют. Они просто видели, что королева бросила ему ленту с благоволением, а затем прождали целый день, чтобы взяться за него здесь — в «Третьем Солнце», где теснящиеся толпы позволят им легче схватить его или, быть может, не дадут ему скрыться.
Они — Багряные Шпили. Не было места в Каритусале, где не маячили бы их башни, возвышавшиеся над городскими кварталами, выстроенными из обожженного кирпича. Эти башни невозможно не заметить, особенно когда красные эмалированные пластины, покрывавшие их как чешуя, отражали сияние солнца. Эрьелк собственными глазами видел высочайшую из них — Мэракиз, каждым утром по пути в Лекторий. Весь целиком — от Ям до вершин — Каритусаль казался пропитанным кровью. И в той же мере, в какой его обитатели жаждали кровавых зрелищ, и насколько прославляли бойцов, подобных Эрьелку — стараясь, правда, держаться от них подальше, — столь же неподдельно страшились они Багряных Шпилей, самой ужасающей и величайшей из всех колдовских школ в Трех Морях.
— Я презираю джнан, — солгал Эрьелк, заговорив как чужестранец, что означало: «скажи, наконец, чего тебе от меня надо».
Бом-бом-бом-бом…
— Наша благословенная королева… — пробормотал крыса, держась еще более зажато, — как бы это сказать… Позвала тебя отдохнуть на ее любимом диване, не так ли?
— Мне-то откуда знать?
Бом-бом-бом-бом…
— Хочешь, чтобы я поведал тебе, о чем говорится в этом послании? — спросил колдун, указывая на ленту.
Ну да, можно подумать, в Каритусале грамоте обучены только крысы.
— Я умею читать ваши цыплячьи каракули, — раздраженно проскрежетал холька. Ему даже не нужно было смотреть на свои руки, чтобы знать, насколько покраснела кожа.
Бом-бом-бом-бом…
— И что? — издевался крысеныш. — Королева Айнона, безвестная жена какого-то несчастного прыща, святейшего Саротессера IX, бросила тебе благоволение на своей ленте, а ты… что? Забыл его прочитать?
Они не все знают о нем.
Бом-бом-бом-бом…
Оставшаяся часть Туррора Эрьелка оскалилась в гримасе, заставлявшей рыдать матерей.
— Нельзя забыть того, что произошло не с тобой.
Крысеныш рассмеялся и понес какую-то тарабарщину на языке, звучавшем как гусиное гоготание.
Бом-бом-бом-бом…
— О да, конечно… другой ты…
Бом-бом-бом-бом…
— Умная крыса, — прохрипел он.
Бом-бом-бом-бом…
— Что ты сказал?
Бом-Бом-Бом-Бом…
— Крыса, способная спалить других крыс, способная править ими, становится владыкой народа крыс…
Его голос — воплощенная ненависть — скрежетал как мельничные жернова.
— Заткнись, шавка!
Бом-Бом-Бом-Бом…
— …и должна почитаться как крыса крыс.
БОМ-БОМ-БОМ-БОМ…
— Наглая тварь! Да ты в самом деле…
Лиловой монетой звали они это гиблое место…