Тьма прежних времен - Страница 6

«Тридцать лет, отец! Велика, должно быть, твоя власть над такими людьми, как этот».

И Келлхус, чье заросшее бородой лицо было согрето пламенем очага и участием, ответил:

— Левет, ни одна душа не бродит по миру в одиночку. Когда умирает одна любовь, надо научиться любить других.

Через некоторое время огонь в очаге прогорел. Оба собеседника сидели молча, прислушиваясь к нарастающему реву очередного снежного шквала. Ветер шумел так, как будто по стенам хижины лупили множеством толстых одеял. Лес стонал и скрипел под темным брюхом пурги.

Левет нарушил молчание старинной поговоркой:

— Слезы пачкают лицо, но очищают душу.

Келлхус улыбнулся в ответ, придав лицу выражение ошеломленного узнавания. Древние дуниане говаривали: зачем ограничиваться одними словами, когда чувства в первую очередь выражаются мимикой? В Келлхусе жил легион лиц, и он мог менять их столь же непринужденно, как произносить те или иные слова. Но под его радостной улыбкой или сочувственной усмешкой всегда таилось одно: холодное разумное понимание.

— Однако ты им не доверяешь, — заметил Келлхус.

Левет пожал плечами.

— Зачем, Келлхус? Зачем боги послали тебя ко мне?

Келлхус знал, что мир Левета битком набит богами, духами и даже демонами. Мир терзали их сговоры и раздоры, повсюду кишели знамения и признаки их насмешливых, капризных повелений. Их замыслы, точно некий второй план, определяли все метания людей — невнятные, жестокие и в конечном счете всегда завершающиеся смертью.

Для Левета то, что он нашел Келлхуса на заснеженном склоне, случайностью не было.

— Ты хочешь знать, зачем я пришел?

— Зачем ты пришел?

До сих пор Келлхус избегал разговоров о своей миссии, и Левет, напуганный тем, как стремительно Келлхус научился понимать его язык и говорить на нем, ни о чем не спрашивал. Но обучение продвигалось.

— Я ищу своего отца, Моэнгхуса, — сказал Келлхус. — Анасуримбора Моэнгхуса.

— Он пропал? — спросил Левет, безмерно польщенный такой откровенностью.

— Нет. Он ушел от моего народа много лет назад, когда я был еще ребенком.

— Почему же ты его ищешь?

— Потому что он послал за мной. Он потребовал, чтобы я пришел и встретился с ним.

Левет кивнул, как будто все сыновья обязаны в определенный момент возвращаться к своим отцам.

— А где он?

Келлхус мгновение промедлил с ответом. Казалось, что глаза его смотрели на Левета, на самом же деле — в пустоту перед ним. Подобно тому как замерзший человек сворачивается клубком, стараясь укрыться от стихии, так и Келлхус убирал себя внутрь, в надежное убежище своего интеллекта, не подвластное давлению внешних событий. Легионы внутри него были обузданы, возможные варианты изолированы и развернуты, и все множество событий, которые могут воспоследовать, если он скажет Левету правду, развернулось в его душе. Вероятностный транс.

Он поднялся, моргнул, глядя в огонь. Как и многие вопросы, касающиеся его миссии, ответ не поддавался исчислению.

— В Шайме, — сказал наконец Келлхус. — Далеко на юге, в городе, который называется Шайме.

— Он послал за тобой из Шайме?! Но как же это возможно?

Келлхус изобразил на лице легкую растерянность — что, впрочем, было недалеко от истины.

— В снах. Он послал за мной в снах.

— Колдовство…

Левет произносил это слово не иначе, как со смешанным благоговением и ужасом. Бывают ведуны, говорил Левет, что способны овладеть дикими силами, дремлющими в земле, звере и дереве. Бывают жрецы, чьи молитвы, дабы дать людям передышку, способны выходить вовне и двигать богами, что движут миром. И бывают колдуны, чье слово — закон, чьи речи не столько описывают мир, сколько повелевают, каким ему быть.

Суеверие. Левет везде и во всем путал то, что случается позднее, с тем, что было прежде, следствия с причинами. Люди пришли позднее, а он помещал их в начало и звал «богами» или «демонами». Слова появились позднее, а он ставил их в начало и называл «писанием» или «заклинаниями». Ограниченный последствиями событий, слепой к причинам, он цеплялся за сам хаос, людей и их деяния и лепил по их образу и подобию то, что было вначале.

Но дуниане ведают, что начало не имело отношения к людям.

«Должно быть какое-то другое объяснение. Колдовства не существует».

— Что тебе известно о Шайме? — спросил Келлхус.

Стены содрогались под яростными порывами ветра, угасшие было угли внезапно вновь вспыхнули ярким пламенем. Свисающие с потолка шкурки легонько покачивались. Левет огляделся и нахмурил лоб, как будто пытался что-то расслышать.

— Он очень далеко, Келлхус, и путь туда лежит через опасные земли.

— Шайме для вас не… не священен?

Левет улыбнулся. Края чересчур далекие, как и слишком близкие, священными быть не могут.

— Я это название слышал всего несколько раз, — ответил он. — Севером владеют шранки. Те немногие люди, что остались здесь, живут как в осаде и редко решаются выходить за стены городов Атритау и Сакарпа. О Трех Морях нам известно мало.

— О Трех Морях?

— О народах юга, — пояснил Левет, удивленно округлив глаза. Келлхус знал, что охотник считает его неведение почти божественным. — Ты хочешь сказать, что никогда не слышал о Трех Морях?

— Как ни уединенно живет твой народ, мой еще уединеннее.

Левет кивнул с умным видом. Наконец-то настал его черед говорить о важных вещах!

— Когда Не-бог и его Консульт разорили север, Три Моря были еще молоды. Ныне же, когда от нас осталась лишь тень, они сделались средоточием человеческой власти и могущества.