Тьма прежних времен - Страница 93

К оглавлению

93

А потом она внезапно обнаружила, что смаргивает слезы, выступившие на глазах от яркого солнечного света. Она остановилась, посмотрела на светло-коричневые башни, вздымающиеся над головой. Потом оглянулась назад и перевела дух, не обращая внимания на брань тех, кто шел следом за ней. По обе стороны темной пасти ворот лениво стояли солдаты. Они оглядывали тех, кто входил в город, но вопросов не задавали. Со всех сторон теснились пешеходы, всадники и повозки. По обе стороны дороги тянулась редкая цепочка торговок съестным, надеявшихся заработать на чьем-нибудь внезапно проснувшемся аппетите.

А потом Эсменет увидела то, что прежде было лишь туманной полосой на горизонте, местами проступающей за высоким кольцом стен Сумны: поля и луга, по-зимнему блеклые, уходящие в бесконечную даль. А еще она увидела солнце, предвечернее солнце, растекшееся над землей, словно вода.

У нее над ухом щелкнул бич, и Эсменет отскочила в сторону. Мимо проскрипела телега, влекомая унылыми волами. Погонщик беззубо улыбнулся ей.

Эсменет взглянула на тыльную сторону кисти своей левой руки, там была зеленоватая татуировка. Знак ее племени. Знак Гиерры — хотя она и не была жрицей. Шрайские чиновники настаивали на том, чтобы все блудницы накалывали пародии священных татуировок, которыми украшают руки храмовых проституток. Почему — никто не знал. Наверное, чтобы лучше дурить голову себе, думая, что богам можно задурить голову. Но тут, за стенами, вне угрозы шрайского закона, эта татуировка выглядела совсем иначе.

Она подумала было окликнуть погонщика, но его телега проехала мимо, и ее взгляд притянула к себе дорога, которая уходила за горизонт, рассекая надвое неровные поля, прямая, как полоса цемента между разбитыми кирпичами.

«Гиерра милостивая, что же я делаю?»

Вот перед ней лежит дорога. Ахкеймион как-то раз сказал ей, что дорога — будто веревка, привязанная ему на шею: если он не следует за ней, она начинает душить. Сейчас Эсменет было жаль, что она не испытывает подобных чувств. Если бы ее тянуло к какой-то цели — она бы еще поняла. Но ей дорога казалась откосом, и при этом довольно крутым. От одного взгляда на нее начинала кружиться голова.

«Дура ты, дура! Это же всего лишь дорога!»

Она уже тысячу раз все продумала. Чего же она теперь испугалась?

Она никому не жена. Ее кошелек — вот он, у нее между ног. Будет по дороге в Момемн «торговать персиками», как выражаются солдаты. Возможно, мужчины и находятся посередине между женщиной и Богом, но когда им приспичит, они делаются голоднее зверя.

Дорога будет добра к ней. Рано или поздно она найдет Священное воинство. И разыщет там Ахкеймиона. Она схватит его за щеки и расцелует. Она наконец-то станет равной ему: такой же путешественницей, как и он.

А потом расскажет ему обо всем, что произошло, о том, что ему грозит опасность.

Она глубоко вздохнула. Дорога пахла пылью и холодом.

Она пошла вперед. Ее ноги и руки были так легки, хоть в пляс пускайся.

Скоро стемнеет.

Глава 10
Сумна

«Как описать жуткое величие Священного воинства? Даже тогда, еще не окровавленное, оно являло собой зрелище одновременно пугающее и изумительное: точно огромное чудище, чьи конечности состояли из целых народов: галеотов, туньеров, тидонцев, конрийцев, айнонов и нансурцев, — Багряные же Шпили были самой пастью дракона. Со времен Кенейской империи и Древнего Севера не видел мир подобного сборища. Воинство раздирали интриги, и тем не менее оно внушало невольное благоговение».

Друз Ахкеймион, «Компендиум Первой Священной войны»

Середина зимы, 4111 год Бивня, Сумна

Даже после того, как спустилась ночь, Эсменет продолжала идти вперед, опьяненная немыслимостью того, что она сделала. Несколько раз она даже пускалась бегом по полю: ее ноги путались в траве, прихваченной инеем, она раскидывала руки и кружилась, глядя вверх, на Гвоздь Небес.

Мерзлая земля звенела под ногами, вокруг простирались бесконечные дали. Тьма была безупречно чиста, как будто бритва зимы отскребла с нее все изображения и запахи. Это оказалось так не похоже на влажный сумрак Сумны, где все запятнано чернильными ощущениями. Здесь, посреди холода и мрака, пергамент мира был чист. Казалось, здесь все начинается заново.

Она одновременно наслаждалась этой мыслью и страшилась ее. Ахкеймион как-то раз сказал ей, что Консульт верит примерно в то же самое.

Когда ночь приблизилась к середине, Эсменет отрезвела. Она напомнила себе о ждущих впереди мучительных днях, об опасности, из-за которой она и тронулась в путь.

Ведь за Ахкеймионом следят.

При мысли об этом ей невольно вспомнилась ночь, проведенная с тем незнакомцем. Временами ее тошнило, и повсюду, куда ни глянь, чудилось его смолисто-черное семя. Временами же она, напротив, делалась холодна, точно лед, и тогда вспоминала все свои слова и все мгновения мучительного экстаза с бесстрастностью старого откупщика. В такие моменты ей даже не верилось, что это она была той бесстыжей шлюхой и предательницей.

Однако это была она.

Но не предательство обжигало ее мучительным стыдом. Она понимала, что за это Ахкеймион ее винить не стал бы. Нет, Эсменет стыдилась не того, что сделала тогда, а того, что чувствовала.

Некоторые проститутки так презирают свое ремесло, что нарочно стремятся к тому, чтобы совокупление причиняло им боль и страдания. Эсменет причисляла себя к тем проституткам, которые временами шутили, что получают удовольствие, а им еще и платят за это. Кто бы там ее ни трахал, а ее наслаждение принадлежало ей, и только ей.

93