Тьма прежних времен - Страница 197

197

Воды залива вокруг галер были неподвижными и ярко-синими. Вдали, крохотные, точно игрушки, стояли у причалов в устье реки Фай галеотские хлебные галеры, сиронжские галеоны и другие суда. Небо после бушевавшего накануне шторма было особенно глубоким и чистым. На берегу невысокие холмы, окружавшие Момемн, были бурыми, а сам город выглядел старым-престарым, как пепел кострища. Сквозь вечно висящую над столицей пелену дыма виднелись великие монументы, как более темные тени, нависающие над серым нагромождением зданий и лабиринтом улочек. На северо-востоке, как всегда, высилась мрачная башня Зиек. А в центре города, над беспорядочным храмовым комплексом Кмираль, маячили огромные купола Ксотеи. Самые остроглазые из фракции Биакси клялись, будто видят посреди храмов и Императорский Хрен, как успели прозвать новый обелиск Ксерия. Завязался спор. Более благочестивые возмущались непристойной шутке. Однако вскоре аргументы соперников и новые кубки вина заставили их сдаться. Им пришлось признать, что обелиск торчит точь-в-точь как хрен, да и головка у него имеется. Один из напившихся даже выхватил кинжал — а это было уже серьезное нарушение этикета, — когда кто-то вспомнил, как он на той неделе целовал этот обелиск.

В Момемне все было по-прежнему. А вот за стенами города все переменилось. Пригородные поля и луга были истоптаны в пыль бесчисленными ногами и изрыты колеями от бесчисленных колес. Земля потрескалась под тяжестью Священного воинства. Рощи засохли. Повсюду смердели отхожие ямы и жужжали тучи мух.

Священное воинство выступило наконец в поход, и люди из домов без конца говорили об этом, вспоминая, как был унижен император — нет, как была унижена империя! — по вине Пройаса и нанятого им скюльвенда. Скюльвенда! Неужто эти демоны теперь станут преследовать их и в области политики тоже? Великие Имена заявили, что император их обманывает и запугивает, и хотя Икурей Ксерий грозил отказаться от участия в Священной войне, в конце концов он сдался и отправил с ними Конфаса. Все сходились на том, что попытка подчинить Священную войну интересам Нансурии была замыслом отважным, но проигрышным. Однако раз с армией отправился блестящий Конфас, стало быть, не все потеряно. Конфас! Человек, подобный Богу! Истинный отпрыск киранейцев или даже кенейцев — потомок древней крови. Неужто он не сумеет перетянуть Священное воинство на свою сторону? «Вы только подумайте! — восклицали они. — Восстановить империю во всем ее былом величии!» И поднимали очередной тост за свою древнюю нацию.

Большинство из них провели мерзкие весенние и летние месяцы в своих поместьях и потому почти не имели дела с Людьми Бивня. Некоторые разбогатели на снабжении Священного воинства, а многие отправили с Конфасом своих драгоценных сынков. Так что у них было немало личных причин радоваться тому, что Священное воинство наконец двинулось на юг. Но, возможно, были у них на то и более глубокие причины. Ведь когда случалось нашествие саранчи, они богатели, распродавая свои запасы, — и тем не менее возжигали благодарственные приношения, когда голод наконец заканчивался. Богам более всего ненавистна гордыня. Мир есть цветное стекло, сквозь которое просвечивают тени древних, немыслимых сил.

А где-то далеко отсюда шагало по дорогам, соединяющим две древние столицы, Священное воинство — огромное скопище крепких, сильных людей и сверкающих на солнце доспехов. Даже теперь некоторые утверждали, будто слышат сквозь смех пирующих и легкий шелест спокойного моря дальний зов его рогов, подобно тому, как отзвук трубы надолго застревает в ушах. Остальные замолкали и прислушивались, и, хотя им ничего не было слышно, они все же ежились и говорили с оглядкой. Если величие, которому человек был свидетелем, внушает благоговение, величие, о котором только слышал, внушает благочестие.

И рассудительность.

Истории о Злодеяниях

Ложное солнце

«Лишь если зверь пребудет в ужасе, узришь ты белизну очей его. У человека же оная видна постоянно».

Готтагга, «Меловая Книга»

«Ибо видел я добродетельных в Аду и нечестивцев на Небесах, и клянусь тебе, брат, и вопли боли их и вздохи счастья — неотличимы».

Неизвестный

1119 год Бивня, Северное побережье моря Нелеост

Подобно прочим великим и грозным мужам, Шеонанра был презираем за многое, и, не в последнюю очередь, за то, что не стеснялся использовать шпионов. Неписаные законы неумолимо связывали норсираев в те дни. Трайсе, Святая Мать городов, была теперь не более чем деревней, ютящейся в тени разрушенных каменных стен. Короли-боги империи Умерау взирали слепыми глазами с поваленных обелисков, замшелые и почти забытые. Над городами, раскинувшимися вдоль реки Аумрис, ныне господствовали конды, основавшие государство, именовавшееся Всевеличие, и мало было людей столь же гордых, сколь и упрямых. Всех вокруг они делили на феал и винг — ничтожных и славных. Движения их душ были просты, но скорее той разновидностью простоты, что следовало называть фанатизмом, и посему они судили обо всем на свете так, как склонны были судить люди в те далекие древние дни — без терпения и снисхождения.

Шеонанра только приветствовал подобную нетерпимость. Что с того, если конды объявят его ничтожным, когда он выведал все их тайны? Он знал, какое пиво пьет Всевеликий король и что за раб его наливает. Он знал, о чем орали в Совете и о чем перешептывались в постелях. Самое главное, он знал о заговорах и интригах.

197