— Отчего они встали так близко к своим укреплениям? — Старый воин откашлялся — звук напоминал хриплый конский храп. — Казалось бы, для них разумнее использовать реку, чтобы не дать нам напасть.
Найюр снова принялся подсчитывать численность имперской армии. Слабость от предчувствия близящегося кровопролития растекалась по телу.
— Потому что Конфасу нужна решающая битва. Он хочет, чтобы мы перевели свои войска на его сторону реки. Чтобы при этом у нас не было места, где можно маневрировать, и пришлось бы сражаться или умереть.
— Он что, с ума сошел?
Баннут был прав. Конфас сошел с ума, если думает, будто его люди выстоят в смертельной схватке. При Зиркирте, восемь лет тому назад, кианцы, доведенные до отчаяния, поступили так же, как он; и закончилось это для них катастрофой. Народ не дрогнул.
Над столпившимися вокруг родичами внезапно прокатился смешок. Найюр вскинул голову, огляделся. Это над ним? Кто-то смеет насмехаться над ним?!
— Нет, — рассеянно ответил он, оглядывая головы, видневшиеся из-за плеча Баннута. — Икурей Конфас не сошел с ума.
Баннут сплюнул — жест, адресованный нансурскому главнокомандующему, или, по крайней мере, так предпочел думать Найюр.
— Ты так говоришь, как будто ты его знаешь!
Найюр уставился на старика в упор, пытаясь определить, откуда это отвращение в его голосе. Да, в каком-то смысле он действительно знал Конфаса. Прошлой осенью, во время набега на империю, он взял в плен несколько нансурских солдат. Эти люди говорили между собой о главнокомандующем с таким неприкрытым обожанием, что Найюру поневоле сделалось любопытно. С помощью раскаленных углей и суровых допросов ему довольно много удалось разузнать об Икурее Конфасе, о том, как блестяще он показал себя в галеотских войнах, о его отчаянной тактике и новых способах обучения войск — короче, достаточно, чтобы понимать: Конфас отличается от всех, с кем им до сих пор приходилось встречаться на поле боя. Но говорить об этом знании таким старым змеям, как Баннут, которые так и не простили ему убийства отца, было бесполезно.
— Скачи к Ксуннуриту, — приказал Найюр, прекрасно понимая, что король племен не станет иметь дела с посланцем утемотов. — Узнай, каковы его намерения.
Однако Баннута одурачить не удалось.
— Я возьму с собой Юрсалку, — хрипло ответил он. — Он прошлой весной женился на одной из дочерей Ксуннурита, той, уродливой. Быть может, король племен вспомнит об этом благородном поступке.
Баннут еще раз сплюнул, словно желая подтвердить свои слова, и скрылся в толпе ожидавших утемотов.
Найюр надолго замер в седле, бездумно наблюдая, как вьются шмели вокруг головок клевера, покачивающихся у копыт его коня. Далекие нансурцы всё колотили в щиты. Солнце медленно сдавливало долину в своей жаркой горсти. Кони нетерпеливо переминались с ноги на ногу.
Вот снова пропели трубы, и нансурцы стихли. Ропот родичей Найюра нарастал, и разгорающаяся ярость вытеснила печаль из его груди. Они всегда разговаривали друг с другом, и никогда — с ним; как будто он покойник. Найюр подумал обо всех, кого он убил в первые годы после смерти отца, — обо всех этих утемотах, которые пытались отбить белый якш вождя у обесчещенного сына. Семь двоюродных братьев, два родных и один дядя. Упрямая ненависть накипала внутри, ненависть, которая гарантировала, что он не сдастся, сколько бы оскорблений ни вывалили они на него, сколько бы назойливых шепотков и осторожных взглядов ни бросили ему в спину. Он скорее убьет любого и каждого, врага и родича, чем сдастся!
Найюр устремил взгляд вперед, на ощетинившиеся копьями ряды армии Конфаса.
«Убью ли я тебя сегодня, главнокомандующий? Думаю, да».
Внезапные крики привлекли его внимание к левому флангу. За бесконечными волнами пик и всадников колыхался на фоне неба штандарт Ксуннурита. Бунчуки из крашеных конских хвостов дергались вверх-вниз — то был приказ наступать не спеша. Далеко на севере толпы скюльвендов уже потекли вниз по склонам. Найюр отдал приказ своим соплеменникам и пришпорил коня, направляя его к реке. Он стоптал клевер и распугал шмелей. Роса давно уже высохла, и травы сухо шелестели у ног коня. Пахло нагревающейся землей.
Полчища скюльвендов мало-помалу заполняли долину. Проезжая через кустарник, которым заросла пойма реки, Найюр мельком заметил Баннута с Юрсалкой, скачущих к нему через открытое место. Кожаные колчаны хлопали их по бокам, щиты подпрыгивали на конских крупах. Вот они перемахнули какой-то кустарник, и Баннут едва удержался в седле: на той стороне оказалась неглубокая рытвина, и конь споткнулся. Еще несколько мгновений — и они приблизились к Найюру, придержали коней и поехали рядом.
Неизвестно почему, но им было не по себе, даже больше обычного. Юрсалка заговорщицки переглянулся с Баннутом и перевел подчеркнуто невыразительный взгляд на Найюра.
— Нам велено переправиться на самом южном перекате и встать напротив Насуэретской колонны, что на левом вражеском фланге. Если Конфас двинет войско прежде, чем мы построимся, мы должны отступить к югу и зайти ему с фланга.
— Это вам сам Ксуннурит сказал?
Юрсалка осторожно кивнул. Баннут уставился исподлобья. Его старческие глаза сверкали злобным самодовольством.
Покачиваясь на рыси, Найюр смотрел на тот берег Кийута, изучая алые знамена на левом фланге имперской армии. Вон и штандарт Насуэретской колонны: Черное Солнце нансурцев, разделенное орлиным крылом, и внизу — вышитая золотом шейская цифра «9».