Тьма прежних времен - Страница 59

Баннут снова откашлялся.

— Девятая колонна! — сказал он одобрительно. — Наш король племен оказывает нам честь!

Насуэретцы обычно охраняли кианскую границу империи, но и в степях знали, что они — цвет имперской армии.

— Может быть, оказывает нам честь, а может быть, желает нашей погибели, — уточнил Найюр. Возможно, Ксуннурит надеется, что те резкие слова, которыми они обменялись накануне, будут иметь серьезные последствия.

«Они все хотят моей смерти!»

Юрсалка буркнул что-то невнятное и ускакал прочь — очевидно, поехал искать более благородного общества. Баннут же так и ехал бок о бок с Найюром, не говоря ни слова.

Когда они оказались достаточно близко к Кийуту, чтобы на них повеяло холодом его ледниковых вод, от рядов скюльвендов отделилось несколько отрядов, которые устремились к многочисленным перекатам, где можно было перейти реку вброд. Найюр следил за этими отрядами с опаской, зная, что их судьба во многом выдаст намерения Конфаса. Нансурские застрельщики на том берегу отступили перед ними, потом рассеялись и пустились в бегство, осыпаемые дождем стрел. Скюльвенды погнали их к основной части имперской армии, потом повернули и помчались галопом вдоль рядов нансурцев, выпуская на скаку тучи стрел. Все новые и новые отряды присоединялись к ним. Скюльвендам не нужны были поводья: они управляли своими конями лишь шенкелями, коленями да голосом. Вскоре уже тысячи воинов хлынули на позиции имперцев.

Найюр и его утемоты перешли Кийут под прикрытием этих передовых частей. Насквозь промокшие, выбирались они на восточный берег и тотчас пускались в галоп, направляясь к назначенной им позиции напротив насуэретцев. Найюр знал, что переход через реку и последующее перестроение будут ключевым моментом, и каждый миг ожидал услышать трубы, командующие нансурцам наступать. Но имперский главнокомандующий держал свои колонны на поводке, предоставляя скюльвендам спокойно собираться и строиться широким полумесяцем спиной к реке.

Что же он задумал?

Впереди простиралась земля, поросшая травой, чахлой, как юношеская бороденка, а за ней ждала имперская армия. Найюр озирал ряды держащих щиты воинов, отягощенных доспехами и знаками различия, в красных кожаных юбочках и перевязях, усаженных железными бляхами. Бесчисленные и безымянные. Скоро они поплатятся смертью за свое дерзкое вторжение.

Взревели трубы. Тысячи мечей как один вылетели из ножен. И тем не менее над полем по-прежнему царила необычайная тишина, как будто все эти воины дружно затаили дыхание.

Ветерок летел через долину, разнося запах конского пота, кожаной сбруи и грязных мужских тел. Скрип перевязей и звон мечей о ножны напомнили Найюру о его собственном оружии и доспехах. Руки сделались легкими, точно пузыри, надутые воздухом. Он проверил, хорошо ли сидит его белая боевая шапка, трофей, доставшийся от Хасджиннета в битве при Зиркирте, посмотрел, надежно ли зашнурована бригантина с железными кольцами. Поводил плечами, чтобы размять мышцы и снять напряжение. Прошептал молитву богу смерти.

Над войском взметнулись и опустились бунчуки, и Найюр отдал приказ своим родичам. Перед ним выстроилась первая волна копейщиков. Воины перебрасывали щиты со спины вперед.

Найюр почуял, что Баннут сверлит взглядом его спину, и обернулся. От этого взгляда ему отчего-то сделалось не по себе.

— Сегодня мы узнаем тебе цену, Найюр урс Скиоата, — сказал старый воин. — Измерению нет конца.

Найюр воззрился на родича. Голова у него пошла кругом от ярости и изумления.

— Дядя, тут не место вспоминать о старых ранах!

— А по мне, так лучше места не сыщешь!

Сомнения, подозрения и предчувствия накатили на Найюра, но сейчас было не до того. Застрельщики отходили. Впереди ряды всадников отделялись от основного войска и скакали навстречу фалангам имперской армии. Паломничество завершилось; вот-вот начнется священнодействие.

Найюр выкрикнул боевой клич и повел утемотов вперед рысью. Его охватило нечто похожее на страх, чувство падения, как будто он стоит над пропастью. Еще несколько мгновений — и они вошли в зону досягаемости нансурских лучников. Найюр отдал приказ — и всадники перешли на галоп, прижимая щиты к плечу и луке седла. Вот они миновали заросли корявого сумаха. Вот первые стрелы засвистели в их рядах, раздирая воздух, словно ткань, со стуком впиваясь в щиты, в землю, в тела. Одна царапнула ему плечо, другая на палец вошла в многослойный кожаный щит.

Утемоты с топотом пронеслись по куску ровной земли, набирая убийственную скорость. Еще несколько стрел прилетели им навстречу, и их стало еще меньше. Взвизги коней, стук стрел, и снова — лишь глухой топот тысяч копыт. Пригнувшись к шее коня, Найюр смотрел, как готовятся к атаке пехотинцы Насуэретской колонны. Копья опускались им навстречу — длиннее, чем все, что он когда-либо видел. У него перехватило дыхание — но он лишь сильнее пришпорил коня, взял копье наперевес и выкрикнул боевой клич утемотов: «Битва и бог!» Его родичи откликнулись, и воздух задрожал от яростных воплей. Под копытами коня проносились истоптанная трава и смятые полевые цветы. Стена копий, щитов и солдат надвигалась все ближе. Его племя мчалось вместе с ним, растянутое в обе стороны, точно две огромные руки.

И тут его конь споткнулся — стрела вонзилась ему в грудь. Найюр кувыркнулся, покатился по высокой траве. Он упал неудачно, в ноги коню, растянул себе плечо и шею. На миг запутался в сплетенных конечностях. Скривился, видя, как надвигается огромная тень коня, однако конь рухнул рядом. Найюр высвободился, вытащил щит, обнажил меч и принялся озираться, пытаясь разобраться в царящем вокруг смятении. Совсем рядом, рукой подать, бегал кругами обезумевший конь без седока, лягая подвернувшихся нансурцев. Наконец его зарубили люди, стоявшие так тесно, словно они были приколочены друг к другу гвоздями.