Тьма прежних времен - Страница 72

По крайней мере, на время.

С тех самых пор, как они отчалили от каменной пристани в Момемне, мать заискивала перед своим внучком.

— Я сожгла за тебя на алтаре больше двухсот золотых приношений, — говорила она, — по одному за каждый день, что ты провел в походе. Тридцать восемь собак выдала я жрецам Гильгаоала, чтобы их принесли в жертву…

— Она даже отдала им льва, — заметил Ксерий, оглянувшись через плечо. — Того альбиноса, которого Писатул приобрел у этого невыносимого кутнармского торговца. Да, матушка?

Он не видел мать, но знал, что та сверлит глазами его спину.

— Я хотела, чтобы это был сюрприз, Ксерий, — сказала она с ядовитой любезностью. — Или ты забыл?

— Ах, прости, матушка! Я совершенно…

— Я велела приготовить шкуру, — сказала она Конфасу так, словно Ксерий и рта не открывал. — Такой дар подобает Льву Кийута, не правда ли?

И захихикала, довольная своей заговорщицкой шуточкой.

Ксерий до боли в пальцах стиснул перила красного дерева.

— Льва! — воскликнул Конфас. — Да еще и альбиноса вдобавок! Неудивительно, что бог был благосклонен ко мне, бабушка!

— Всего лишь подкуп, — пренебрежительно ответила она. — Мне отчаянно хотелось, чтобы ты вернулся целым и невредимым. Просто до безумия. Но теперь, когда ты мне рассказал, как тебе удалось разгромить этих тварей, я чувствую себя глупо. Пытаться подкупить богов, чтобы они позаботились об одном из равных себе! Империя еще не видела никого, подобного тебе, мой дорогой, мой любимый Конфас! Никогда!

— Если я и наделен кое-какой мудростью, бабушка, всем этим я обязан вам.

Истрийя едва не захихикала. Лесть, особенно из уст Конфаса, всегда была ее излюбленным наркотиком.

— Я была довольно суровым наставником, насколько я теперь припоминаю.

— Суровейшим из суровых!

— Но ты все так медленно схватывал, Конфас! Ты не торопился развиваться, а я терпеть не могу ждать, это пробуждает во мне все самое худшее. Я готова буквально глаза выцарапывать.

Ксерий скрипнул зубами. «Она знает, что я слушаю! Она говорит это нарочно, хочет меня поддеть!»

Конфас расхохотался.

— Зато, боюсь, удовольствия, даруемые женщинами, я познал как раз чересчур рано! Ты была не единственной моей наставницей!

Истрийя держалась кокетливо — можно было подумать, будто она заигрывает. Старая потаскуха!

— Что ж, разве мы наставляли тебя не по одной книге?

— Значит, все пошло псу под зад, не так ли?!

Их дружный хохот заглушил мерный скрип галерных весел. Ксерий с трудом сдержал стон.

— А теперь еще и Священная война, дорогой мой Конфас! Ты станешь несравнимо более великим, чем самые славные из наших главнокомандующих!

«Чего она добивается?» Истрийя постоянно поддразнивала Ксерия, но никогда еще ее шуточки так сильно не отдавали бунтом. Она знала, что победа Конфаса над скюльвендами превратила его из орудия в угрозу. Особенно после вчерашнего фарса на Форуме. Ксерию достаточно было одного взгляда на племянника, чтобы понять: Скеаос был прав. Конфас действительно замышлял убийство. Если бы не Священная война, Ксерий велел бы зарубить его тут же, на месте.

Истрийя была там. Она все это понимала и тем не менее подталкивала все ближе к грани. Неужели она…

Неужели она добивается, чтобы он убил Конфаса?

Конфас пришел в замешательство.

— Знаешь, бабушка, мои солдаты на это сказали бы: не считай убитых, не пролив крови!

Но в самом ли деле ему не по себе, или он лишь притворяется? Быть может, они нарочно разыгрывают этот спектакль, чтобы сбить его со следа? Он обернулся и осмотрел галеру, ища Скеаоса. Нашел сидящим рядом с Аритмеем, гневным взглядом позвал к себе, но тут же мысленно выругался. Ну на что ему этот старый дурак? Мать просто играет в игры. Она всегда играет в игры.

«Не обращай внимания!»

Присеменил Скеаос — старик передвигался, точно краб, — но Ксерий не обратил на него внимания. Он глубоко, ровно дышал и созерцал проплывающие по реке суда. С медлительной грацией скользили мимо баржа за баржей, и большинство из них были нагружены товарами. Он видел свиные и говяжьи туши, сосуды с маслом и бочонки с вином; он видел пшеницу, ячмень, камень из каменоломен и даже то, что он принял за труппу танцовщиц. Все это медленно ползло по широкой спине реки, направляясь к Момемну. Хорошо, что столица стоит на Фае. Река была толстым канатом, к которому цеплялись все обширные сети Нансурии. Торговля и ремесла — все было освящено образом императора.

«Золото, что они держат в руках, — думал он, — отмечено моим ликом!»

Ксерий поднял глаза к небу. Его взгляд упал на чайку, таинственным образом зависшую в самом сердце далекой грозовой тучи. На миг императору показалось, что он ощущает прикосновение гармонии, что он способен забыть о болтовне своей матери и племянника.

Но тут галера дернулась, вздрогнула и встала. Ксерий едва не свалился за борт, но вовремя ухватился за перила. Он вскочил, яростно высматривая капитана галеры в кучке чиновников, сидевших ближе к середине судна. Снизу донеслись крики, приглушенные деревянной палубой, потом хлопанье бичей. Ксерию, помимо его воли, представился темный, тесный трюм, мучительно стиснутые гнилые зубы, пот и резкая боль…

— Что случилось? — осведомилась его мать.

— На мель сели, бабушка, — объяснил Конфас. — Похоже, еще одна проволочка…

В его тоне звучало нетерпение и раздражение. Несколько месяцев тому назад он себе таких вольностей не позволял! Впрочем, это мелочь по сравнению со вчерашней дерзостью.