Тьма прежних времен - Страница 71

— Ксуннурит, — ответил Конфас. — Их король племен.

— Нет, я слышал, что его взяли в плен, но я не смел верить слухам! Конфас! Конфас! Взять в плен самого скюльвендского короля племен! В этот день ты сделал наш дом бессмертным! Я велю ослепить его, кастрировать и приковать к подножию моего трона, как то было в обычае у древних верховных королей киранейцев.

— Великолепная идея, дядя.

Конфас посмотрел направо и наконец увидел свою бабку. На ней было зеленое шелковое платье, крест-накрест перепоясанное голубым шарфом, подчеркивающим фигуру. Бабка, как всегда, походила на старую шлюху, которой вздумалось вновь пококетничать. Но выражение ее лица неуловимо изменилось. Она сделалась иной, но в чем именно — Конфас понять не мог.

— Конфас… — произнесла она, и глаза ее изумленно округлились. — Ты уехал наследником империи, а вернулся богом!

Все присутствующие ахнули. Предательство — по крайней мере, император однозначно истолкует это именно так!

— Вы слишком добры ко мне, бабушка, — поспешно возразил Конфас. — Я вернулся смиренным рабом, который всего лишь выполнил приказ господина!

«Но ведь она же права! Разве нет?»

Как-то так вышло, что он уже не думал о том, чтобы убить дядю: хорошо бы, удалось сгладить и замять бабкино неуместное высказывание! Решимость. Не забывать о своей цели!

— Конечно, конечно, дорогой мой мальчик. Я сказала это в переносном смысле…

Она подплыла к нему, каким-то образом ухитряясь выглядеть невероятно бесстыжей для такой пожилой женщины, и взяла его под руку — как раз под ту самую, которой он собирался выхватить кинжал.

— Как тебе не стыдно, Конфас! Я еще могу понять, когда чернь, — она обвела гневным взором министров своего сына, — находит в моих словах нечто крамольное, но ты!

— Отчего вы все время так над ним трясетесь, матушка? — спросил Ксерий. Он уже начал ощупывать свой трофей, словно проверяя его мускулатуру.

Конфас случайно перехватил взгляд Мартема. Тот преклонил колени чуть поодаль и терпеливо ждал, до сих пор никем не замеченный. Легат угрожающе кивнул.

И на Конфаса снизошла знакомая холодность и ясность рассудка — та, что позволяла ему свободно думать и действовать там, где прочие люди пробирались на ощупь. Он окинул взглядом казавшиеся бесконечными ряды пехотинцев внизу. «Стоит вам приказать, и каждый из этих солдат…»

Он высвободился из рук бабки.

— Послушайте, — сказал он, — есть вещи, которые мне следует знать.

— А не то что? — спросил дядя. Он, по всей видимости, позабыл про короля племен — а возможно, его интерес с самого начала был притворным.

Конфас не устрашился. Он в упор взглянул в накрашенные глаза дяди и снова усмехнулся дурацкой короне Шайгека.

— А не то мы в ближайшее время ввяжемся в войну с Людьми Бивня. Известно ли вам, что, когда я попытался вступить в Момемн, они устроили беспорядки? Они убили двадцать моих кидрухилей!

Конфас невольно перевел взгляд на рыхлую, напудренную шею дядюшки. Может быть, лучше будет ударить туда…

— Ах, да! — небрежно ответил Ксерий. — Весьма прискорбный случай. Кальмемунис и Тарщилка подстрекают не только своих людей. Но, уверяю тебя, этот инцидент исчерпан.

— Что значит «исчерпан»?!

Впервые в жизни Конфас не задумывался о том, каким тоном разговаривает с дядей.

— Завтра, — объявил Ксерий тем тоном, которым провозглашают указы, — ты и твоя бабка поедете со мной вверх по реке, чтобы наблюдать за доставкой моего последнего памятника. Я знаю, у тебя, племянник, беспокойная натура, ты специалист по решительным действиям, но тут требуется терпение, терпение и еще раз терпение. Тут не Кийут, и мы не скюльвенды… Все не так, как представляется, Конфас.

Конфас был ошеломлен. «Тут не Кийут, и мы не скюльвенды…» Что это должно означать?

А Ксерий продолжал так, словно вопрос окончательно закрыт и обсуждать уже нечего:

— А это тот самый легат, о котором ты отзывался с такой похвалой? Мартем, не так ли? Я весьма рад, что он здесь. Я не мог переправить в город достаточное число твоих людей, чтобы заполнить Лагерь Скуяри, поэтому мне пришлось использовать свою эотскую гвардию и несколько сотен городской стражи…

Конфас был захвачен врасплох, однако ответил не задумываясь:

— Но при этом вы одели их в форму моих… в форму армейских пехотинцев?

— Разумеется. Ведь эта церемония не только для тебя, но и для них тоже, не правда ли?

Конфас с бешено стучащим сердцем преклонил колени и поцеловал колено дядюшки.

Гармония… Так приятно. Икурею Ксерию III всегда казалось, что именно к этому он и стремился.

Кемемкетри, великий магистр его Имперского Сайка, заверил императора, что круг — чистейшая из геометрических фигур, наиболее располагающая к исцелению духа. Колдун говорил, что не следует строить свою жизнь линейно. Но на веревках, свернутых кольцом, завязываются узлы, и интрига создается из кругов подозрений. Само воплощение гармонии, и то проклято!

— Ксерий, долго ли нам еще ждать? — окликнула его мать. Голос у нее дребезжал от старости и раздражения.

«Что, жарко, старая сука?»

— Уже скоро, — отозвался он, глядя на реку.

С носа своей большой галеры Ксерий обводил взглядом бурые воды реки Фай. Позади него сидели его мать, императрица Истрийя, и племянник, Конфас, бурлящий радостью после своей беспрецедентной победы над племенами скюльвендов при Кийуте. Ксерий пригласил их якобы полюбоваться тем, как повезут по реке из базальтовых карьеров Осбея к Момемну его последний памятник. Но на самом деле он сделал это с дальним прицелом — впрочем, любой сбор императорской семьи имел свои далеко идущие задачи. Ксерий знал, что они станут глумиться над его памятником: мать — открыто, племянник — втихомолку. Но зато они не станут — просто не смогут! — отмахнуться от того заявления, что он намерен сделать. Одного упоминания о Священной войне будет достаточно, чтобы внушить им уважение.