— Кто там? — спросила Эсменет устало и хрипло. Потом прокашлялась.
Мужчина, не говоря ни слова, подошел к ее кровати. Он был высок, сложения скорее атлетического, в угольно-черном плаще поверх посеребренного доспеха и черной туники из жатой камки.
«Новенький, — подумала Эсменет, глядя на него снизу вверх с невинностью только что проснувшегося человека. — Экий красавчик!»
— Двенадцать талантов, — сказала она, приподнявшись на локте. — Или полсеребряной, если вы…
Он ударил ее по щеке — сильно ударил! Голова Эсменет откинулась назад и вбок. Она свалилась с кровати.
Мужчина хмыкнул.
— Ты не тянешь на двенадцатиталантовую шлюху. Совершенно не тянешь.
У Эсменет звенело в ушах. Она кое-как встала на четвереньки, потом поднялась на ноги и привалилась к стене.
Мужчина уселся в изголовье ее грубой кровати и принялся неторопливо, палец за пальцем, стягивать кожаные перчатки.
— Тебе следовало бы знать, шлюха, что начинать отношения с вранья по меньшей мере невежливо. Не говоря уже о том, что глупо. Это создает неблагоприятный прецедент.
— Мы в каких-то отношениях? — спросила она. Вся левая сторона лица онемела.
— Ну, по крайней мере у нас есть общий знакомый.
Взгляд посетителя на миг задержался на ее грудях, потом скользнул ей между ног. Эсменет нарочно раздвинула колени чуть пошире, словно бы от усталости.
Мужик пялился пониже ее пупка с бесстыдством хозяина рабыни.
— Некий адепт Завета, — продолжил он, снова подняв глаза, — по имени Друз Ахкеймион.
«Акка… Ты знал, что так будет».
— Да, я его знаю, — осторожно ответила она, борясь с желанием спросить у посетителя, кто он такой.
«Не задавай вопросов! Меньше знаешь — дольше проживешь».
Вместо этого она спросила:
— А что вы хотели узнать?
И еще чуть-чуть раздвинула колени.
«Будь шлюхой…»
— Всё, — ответил мужик и усмехнулся, щуря тяжелые веки. — Я хочу знать всё и всех, кого знал он.
— Это будет стоить денег, — ответила она, стараясь, чтобы голос не дрожал. — И то, и другое.
«Ты должна его продать».
— И почему меня это не удивляет? Ах, деловые люди! Как просто и приятно иметь с ними дело!
И он, мурлыкая себе под нос, принялся рыться в кошельке.
— Вот тебе. Одиннадцать медных талантов. Шесть за то, что ты предашь свое тело, а пять — за то, что предашь адепта.
Хищная усмешка.
— Достойная оценка их относительной стоимости, а?
— Самое меньшее полсеребряной, — ответила она. — За то и за другое.
«Торгуйся! Будь шлюхой».
— Экое самомнение! — ответил он. Но тем не менее вновь запустил в кошелек два длинных бледных пальца. — А что ты скажешь насчет этого?
Эсменет с неподдельной алчностью уставилась на сверкающее золото.
— Это пойдет, — ответила она и сглотнула.
Мужик усмехнулся.
— Я так и думал.
Монета исчезла, и он принялся раздеваться, со звериной откровенностью разглядывая Эсменет. Она поспешно зажигала свечи: солнце село, и в комнате сделалось совсем темно. Когда пришло время, в его близости обнаружилось нечто животное, некий запах или жар, который обращался напрямую к ее телу. Он взял ее левую грудь в тяжелую, мозолистую ладонь — и все иллюзии, которые она питала насчет того, что сумеет использовать его похоть как оружие, развеялись. Его присутствие ошеломляло. Когда он опустил Эсменет на кровать, она испугалась, что вот-вот потеряет сознание.
«Будь уступчивой…»
Он опустился перед ней на колени и без малейшего усилия притянул ее задранные бедра и раскинутые ноги к своим чреслам. Внезапно Эсменет обнаружила, что жаждет того мига, которого так боялась. А потом он вошел в нее. Она вскрикнула. «Что он делает со мной?! Что он делает…»
Он задвигался. Его абсолютное господство над ее телом было каким-то нечеловеческим. Один головокружительный миг перетекал в другой, и вскоре все они слились воедино. Когда он ласкал Эсменет, кожа ее была как вода, она трепетала от конвульсий, сотрясавших все ее тело. Она принялась извиваться, отчаянно тереться об него, стонать сквозь стиснутые зубы, опьяненная кошмарным наслаждением. Ее глазам он казался пылающим центром, вливающимся в нее, окатывающим ее одной волной восторга за другой. Время от времени он доводил ее до самой звенящей грани экстаза — но лишь затем, чтобы остановиться и задать очередной вопрос. Вопросы сыпались один за другим.
— А что именно сказал Инрау о Майтанете?
— Не останавливайся… Пожа-алуйста!
— Так что он сказал?
«Говори правду».
Она запомнила, как притягивала его лицо к своему, бормоча:
— Поцелуй меня… Поцелуй же!
Она помнила, как его мощная грудь придавила ее груди, — и тогда она содрогнулась и рассыпалась под его тяжестью, точно была из песка.
Она помнила, как лежала под ним, потная и неподвижная, отчаянно хватая ртом воздух, ощущая мощное биение его сердца через напряженный член. Малейшее его движение молнией пронзало ее лоно мучительным блаженством, от которого она плакала и стенала в диком забытьи.
И еще она запомнила, как отвечала на его вопросы со всей торопливостью пульсирующих бедер. «Что угодно! Я отдам тебе все, что угодно!»
Кончая в последний раз, она чувствовала себя так, будто ее столкнули с края утеса, и собственные хриплые вопли она слышала словно издалека — они звучали пронзительно на фоне его громового драконьего рева.
А потом он вышел, и она осталась лежать, опустошенная. Руки и ноги у нее дрожали, кожа утратила чувствительность и похолодела от пота. Две свечи уже догорели, однако комната была залита серым светом. «Сколько же времени прошло?»