Келлхус уже знал, что он именно это и ответит, но одно дело — знать, другое — услышать.
Но когда скюльвенд снова посмотрел на него, в его глазах горела все та же прежняя ярость, почти физически ощутимая. Келлхус и раньше об этом подумывал, но теперь он знал совершенно точно: этот скюльвенд сумасшедший.
— Я верю, что ты думаешь, будто я нужен тебе, дунианин. Пока что.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Келлхус, искренне озадаченный. «Он делается все более странным и непредсказуемым».
— Ты планируешь присоединиться к этому Священному воинству. Использовать его, чтобы вместе с ним прийти в Шайме.
— Другого пути я не вижу.
— Но что бы ты там ни говорил о том, как я тебе нужен, — продолжал Найюр, — ты забываешь, что я в глазах айнрити — язычник, ничем не лучше тех фаним, которых они надеются уничтожить.
— Тогда ты больше не язычник.
— А кто же, обращенный, что ли? — недоверчиво хмыкнул Найюр.
— Нет. Человек, пробудившийся от варварства. Человек, выживший в битве при Кийуте, который утратил веру в обычаи своих сородичей. Помни: айнрити, как и все народы, именно себя считают избранными, вершиной того, какими надлежит быть правильным людям. Лжи, которая льстит этому представлению, почти всегда верят.
Келлхус видел, что обширность его знания пугает скюльвенда. Этот человек пытался укрепить свое положение, ничего не говоря ему о Трех Морях. Келлхус проследил выводы, которые заставили скюльвенда нахмуриться, увидел, как тот взглянул на Серве… Но их ждало много более насущных дел.
— Нансурцам нет дела до этих баек, — возразил Найюр. — Им достаточно будет шрамов на моих руках.
Келлхус не понимал, откуда такое сопротивление. Неужели этот человек не хочет найти и убить Моэнгхуса?
«Возможно ли, чтобы он до сих пор оставался для меня загадкой?»
Келлхус кивнул, но кивнул таким образом, словно, принимая возражение, тут же его отметал.
— Серве говорит, в империи собираются народы со всех Трех Морей. Мы присоединимся к ним и не станем иметь дела с нансурцами.
— Может быть… — медленно ответил Найюр. — Если сумеем незамеченными добраться до Момемна.
Но тут же покачал головой.
— Нет. Скюльвенды не бродят по империи просто так. Один мой вид вызовет слишком много вопросов, слишком много ненависти. Ты просто не представляешь, дунианин, как они нас презирают и ненавидят.
Да, это отчаяние, сомнений быть не может. Келлхус осознал, что этот человек частично утратил надежду отыскать Моэнгхуса. Как он мог этого не заметить?
Но куда важнее был вопрос, правду ли говорит скюльвенд. Быть может, пересечь империю в обществе Найюра действительно невозможно? Если так, то придется…
Нет. Все зависит от того, насколько ты владеешь обстоятельствами. Он не просто присоединится к Священному воинству — он захватит его, станет управлять им, как своим орудием. Но, как с любым новым оружием, тут требуются наставления, обучение. И шансы найти другого человека, обладающего таким же опытом и прозорливостью, как Найюр урс Скиоата, практически равны нулю. «Его называют самым свирепым из людей…»
Этот человек знает слишком много — но Келлхус знает недостаточно, по крайней мере, пока. Сколь бы опасен ни был путь через империю, дело стоит того, чтобы его предпринять. Если трудности окажутся непреодолимы, еще не поздно будет все переиначить.
— Если тебя спросят, — ответил Келлхус, — расскажи про битву при Кийуте. Те немногие утемоты, что пережили битву с Икуреем Конфасом, уничтожены соседями. Ты — последний из своего племени. Обездоленный человек, изгнанный из своей страны горем и несчастьями.
— А ты кем будешь, дунианин?
Келлхус провел немало часов, борясь с этим вопросом.
— А я буду причиной того, почему ты присоединился к Священному воинству. Я буду князем, которого ты повстречал по пути на юг через свои утраченные земли. Князем с другого конца мира, которому приснился Шайме. Люди Трех Морей об Атритау почти ничего не знают, слышали только, что он пережил их мифический Армагеддон. Мы явимся к ним из тьмы, скюльвенд. Мы будем теми, за кого себя выдадим.
— Князем… — недоверчиво повторил Найюр. — Откуда?
— Князем Атритау, которого ты встретил, блуждая по северным пустошам.
Найюр теперь понял и даже оценил проложенный для него путь, но Келлхус знал, что в душе у скюльвенда все еще бушуют сомнения. Много ли способен вынести этот человек ради того, чтобы увидеть, как будет отомщена смерть его отца?
Вождь утемотов вытер губы и нос голым предплечьем. Сплюнул кровью.
— Князь пустоты, — сказал он.
В утреннем свете Келлхус смотрел, как скюльвенд подъехал к шесту. На шесте торчал череп, все еще обтянутый кожей с клочьями черных, похожих на шерсть волос. Скюльвендских волос. На некотором расстоянии от него торчали другие шесты — другие скюльвендские головы, расставленные через промежутки, предписанные математиками Конфаса. На каждую милю по столько-то скюльвендских голов.
Келлхус развернулся в седле к Серве, которая смотрела на него вопросительно.
— Если нас найдут, его убьют, — сказала она. — Он что, не понимает?
Ее тон говорил: «Он нам не нужен, любовь моя. Ты можешь его убить». Келлхус видел сценарии, проносящиеся перед ее глазами. Пронзительный крик, который она готовила много дней, предназначенный для их первой же встречи с нансурскими дозорами.
— Ты не должна предавать нас, Серве, — сказал Келлхус, как сказал бы нимбриканский отец, обращаясь к дочери.