Он сказал им, что стоял в священном кругу их Бога, однако это не вселило в него излишней самонадеянности. Он сомневается, как сомневается любой честный человек, и не потерпит притворства на пути к истине.
— Я знаю одно: стоящий перед вами выбор вполне ясен.
Уверенное заявление, подкрепленное предварительным признанием в неуверенности. «То немногое, что я знаю, я действительно знаю», — сказал он.
— Два человека попросили вас об уступке. Принц Нерсей Пройас просит, чтобы вы приняли руководство язычника-скюльвенда, в то время как Икурей Ксерий просит, чтобы вы подчинились интересам империи. Вопрос прост: какая из уступок больше?
Демонстрация мудрости и прозорливости через прояснение. Они осознают это, и это утвердит их уважение, подготовит их к последующим осознаниям, и убедит их, что его голос — это голос разума, а не его собственных корыстных устремлений.
— С одной стороны, у нас имеется император, который с готовностью снабдил провизией Священное воинство простецов, хотя он не мог не понимать, что оно почти наверняка будет разгромлено. С другой стороны, у нас имеется вождь язычников, который всю свою сознательную жизнь занимался тем, что грабил и убивал правоверных.
Он помолчал, печально улыбнулся.
— У меня на родине это называется «сложное положение».
По саду раскатился дружелюбный хохот. Только Ксерий и Конфас не улыбнулись. Келлхус обошел общепризнанный престиж главнокомандующего, сосредоточившись на императоре, и при этом описал вопрос о том, насколько император достоин доверия, как равнозначный проблеме скюльвенда — так мог поступить лишь человек справедливый и беспристрастный. А потом завершил это уравнение беззлобной шуткой, еще больше поднявшись в их мнении и показав, что в придачу к уму наделен еще и остроумием.
— Я бы мог поручиться за честность Найюра урс Скиоаты, но кто поручится за меня? Так что давайте предположим, будто оба этих человека, как император, так и вождь, одинаково не заслуживают доверия. При этом условии ответ состоит в том, что вам уже и так известно: мы берем на себя дело Божье, но работа эта, тем не менее, темная и кровавая. Не существует более грязной работы, чем война.
Он обвел их взглядом, заглянул в глаза каждому, как будто с каждым из них стоял лицом к лицу. Он видел, что они уже на грани, на пороге решения, к которому подталкивает сам разум. Это понимали все. Даже Ксерий.
— Кого бы мы ни избрали своим руководителем, императора или вождя, — продолжал Келлхус, — мы признаем одну и ту же истину и берем на себя один и тот же тяжкий труд…
Келлхус помолчал, взглянул на Готиана. Он видел, как в душе этого человека сами по себе движутся умозаключения.
— Однако с императором, — сказал Готиан, медленно кивнув, — мы еще и уступаем плоды своего труда.
По толпе Людей Бивня пробежал одобрительный ропот.
— Что скажете вы, великий магистр? — спросил принц Саубон. — Неужели шрайю это устраивает?
— Да ведь это же очередной вздор! — вскричал Икурей Конфас. — Как может император айнритской нации быть таким же ненадежным, как дикарь-язычник?
Главнокомандующий немедленно уцепился за единственное слабое место в рассуждениях Келлхуса. Однако было уже поздно.
Готиан молча открыл коробочку. Внутри оказалось два маленьких свитка. Он поколебался. Его суровое лицо было бледно. Он держал в руках будущее Трех Морей и понимал это. Бережно, словно некую священную реликвию, развернул он свиток с черной восковой печатью.
Обернувшись к безмолвному императору, великий магистр шрайских рыцарей начал читать голосом звучным, как у жреца:
— «Икурей Ксерий III, император Нансурии, властью Бивня и Трактата и в согласии с древним уложением Храма и Государства повелеваю тебе снабдить провизией орудие нашего великого…»
Торжествующий рев собравшихся раскатился по императорскому саду до самых дальних его уголков. Готиан читал дальше, про Айнри Сейена, про веру, про неуместные намерения, однако ликующие Люди Бивня уже расходились из сада, настолько не терпелось им начать готовиться к долгожданному походу. Конфас стоял, ошеломленный, подле императорской скамьи, и злобно смотрел на скюльвендского короля племен у своих ног. Стоящий неподалеку Пройас принимал поздравления Великих Имен. Отвечал он сдержанно, как и подобает, но в глазах его искрилось бурное веселье.
Келлхус изучал сквозь мельтешение фигур лицо императора. Ксерий, брызгая слюной, отдавал приказы одному из своих великолепных гвардейцев, и Келлхус знал, что приказы эти не имеют никакого отношения к Священной войне. «Схватите Скеаоса, — шипели его искривленные губы, — и созовите остальных. Старый мерзавец скрывает какое-то предательство!»
Келлхус смотрел, как эотский гвардеец махнул своим товарищам, потом подошел к безликому советнику. Советника грубо уволокли прочь.
Что они обнаружат?
В саду императора сегодня произошло не одно, а два столкновения.
Затем красивое лицо Икурея Ксерия III обернулось к Келлхусу. На лице этом отражался гнев и страх.
«Он думает, будто я причастен к предательству его советника. Ему хочется меня арестовать, но он не может придумать повода».
Келлхус обернулся к Найюру, который стоически ждал, глядя на своего обнаженного сородича, прикованного у ног императора.
— Нам нужно уходить отсюда как можно быстрее, — сказал Келлхус. — Тут было сказано слишком много правды.